А. Пушкин

(фрагмент из «Евгения Онегина»)

Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет.

П. Вяземский

Четверостишие под рисунком Л.И. Киля (ножка Марии Тальони)

Прости, волшебница! Сильфидой мимолетной
Она за облака взвилась. Счастливый путь!
Но проза здесь назло поэзии бесплотной:
Скажите, для чего крыло в башмак обуть?

Эмили Дикинсон

Я на пуантах танцевать
Науки не прошла -
Но иногда веселья дух
Так во мне крылат -

Что - знай балета я азы -
Вся Труппа - побелев -
Глядела бы на мой полет -
А приму душит гнев.

Пусть в дымке газа и в цветах
Я к рампе не скольжу -
Пусть ножку в воздухе - легко -
Как Птица - не держу -

Пусть в пируэте не верчусь -
Чтоб ветер в пену сбить -
Пока меня не сдует прочь
Неистовое "бис" -

И пусть никто не знает -
Афиши не галдят -
Но танцем полон мой Театр -
Идет гала-спектакль.

Перевод Веры Марковой

А. Ахматова

Тамаре Платоновне Карсавиной

Как песню, слагаешь ты легкий танец -
О славе он нам сказал, -
На бледных щеках розовеет румянец,
Темней и темней глаза.

И с каждой минутой все больше пленных,
Забывших свое бытие,
И клонится снова в звуках блаженных
Гибкое тело твое.

Н. Гумилев

Тамаре Платоновне Карсавиной
Долго молили о танце мы вас, но молили напрасно,

Вы улыбнулись и отказали бесстрастно.

Любит высокое небо и древние звезды поэт,
Часто он пишет баллады, но редко он ходит в балет.

Грустно пошел я домой, чтоб смотреть в глаза тишине.
Ритмы движений не бывших звенели и пели во мне.

Только так сладко знакомая вдруг расцвела тишина.
Словно приблизилась тайна иль стала солнцем луна.

Ангельской арфы струна порвалась, и мне слышится звук.
Вижу два белые стебля высоко закинутых рук.

Губы ночные, подобные бархатным красным цветам…
Значит, танцуете все-таки вы, отказавшая там!

В синей тунике из неба ночного затянутый стан
Вдруг разрывает стремительно залитый светом туман.

Быстро змеистые молнии легкая чертит нога —
Видит, наверно, такие виденья блаженный Дега,

Если за горькое счастье и сладкую муку свою
Принят он в сине-хрустальном высоком господнем раю.

…Утром проснулся, и утро вставало в тот день лучезарно.
Был ли я счастлив? Но сердце томилось тоской благодарной.

М. Кузмин

Т.П. Карсавиной

Полнеба в улице далекой
Болото зорь заволокло,
Лишь конькобежец одинокий
Чертит озерное стекло.
Капризны беглые зигзаги:
Еще полет, один, другой...
Как острием алмазной шпаги
Прорезан вензель дорогой.
В холодном зареве, не так ли,
И Вы ведете свой узор,
Когда в блистательном спектакле
У Ваших ног - малейший взор?
Вы - Коломбина, Саломея,
Вы каждый раз уже не та,
Но все яснее пламенея,
Златится слово "красота".

Г. Иванов

В альбом Т. П. Карсавиной

Пристальный взгляд балетомана,
Сцены зеленый полукруг,
В облаке светлого тумана
Плеч очертания и рук.

Скрипки и звучные валторны
Словно измучены борьбой,
Но золотистый и просторный
Купол, как небо над тобой.

Крылья невидимые веют,
Сердце уносится, дрожа,
Ввысь, где амуры розовеют,
Рог изобилия держа.




В. Ходасевич

Жизель

Да, да! В слепой и нежной страсти
Переболей, перегори,
Рви сердце, как письмо, на части,
Сойди с ума, потом умри.

И что ж? Могильный камень двигать
Опять придется над собой,
Опять любить и ножкой дрыгать
На сцене лунно-голубой.

А. Тарковский

Балет

Пиликает скрипка, гудит барабан,
И флейта свистит по-эльзасски,
На сцену въезжает картонный рыдван
С раскрашенной куклой из сказки.

Оттуда ее вынимает партнер,
Под ляжку подставив ей руку,
И тащит силком на гостиничный двор
К пиратам на верную муку.

Те точат кинжалы, и крутят усы,
И топают в такт каблуками,
Карманные враз вынимают часы
И дико сверкают белками, -

Мол, резать пора! Но в клубничном трико,
В своем лебедином крахмале,
Над рампою прима взлетает легко,
И что-то вибрирует в зале.

Сценической чуши магический ток
Находит, как свист соловьиный,
И пробует волю твою на зубок
Холодный расчет балерины.

И весь этот пот, этот грим, этот клей,
Смущавшие вкус твой и чувства,
Уже завладели душою твоей.
Так что же такое искусство?

Наверное, будет угадана связь
Меж сценой и Дантовым адом,
Иначе откуда бы площадь взялась
Со всей этой шушерой рядом?

И. Бродский

Михаилу Барышникову


Классический балет есть замок красоты,
чьи нежные жильцы от прозы дней суровой
пиликающей ямой оркестровой
отделены. И задраны мосты.

В имперский мягкий плюш мы втискиваем зад,
и, крылышкуя скорописью ляжек,
красавица, с которою не ляжешь,
одним прыжком выпархивает в сад.

Мы видим силы зла в коричневом трико,
и ангела добра в невыразимой пачке.
И в силах пробудить от элизийской спячки
овация Чайковского и Ко.

Классический балет! Искусство лучших дней!
Когда шипел ваш грог, и целовали в обе,
и мчались лихачи, и пелось бобэоби,
и ежели был враг, то он был -- маршал Ней.

В зрачках городовых желтели купола.
В каких рождались, в тех и умирали гнездах.
И если что-нибудь взлетало в воздух,
то был не мост, а Павлова была.

Как славно ввечеру, вдали Всея Руси,
Барышникова зреть. Талант его не стерся!
Усилие ноги и судорога торса
с вращением вкруг собственной оси

рождают тот полет, которого душа
как в девках заждалась, готовая озлиться!
А что насчет того, где выйдет приземлиться, -
земля везде тверда; рекомендую США.

Н. Заболоцкий
(вряд ли видевший Иду Рубинштейн в 1928 году и предвосхитивший появление балетных спектаклей на музыку Равеля)

Болеро

Итак, Равель, танцуем болеро!
Для тех, кто музыку нe сменит на перо,
Есть в этом мире праздник изначальный -
Напев волынки скудный и печальный
И эта пляска медленных крестьян...
Испания! Я вновь тобою пьян!
Цветок мечты возвышенной взлелеяв,
Опять твой образ предо мной горит
За отдаленной гранью Пиренеев!
Увы, замолк истерзанный Мадрид,
Весь в отголосках пролетевшей бури,
И нету с ним Долорес Ибаррури!
Но жив народ, и песнь его жива.
Танцуй, Равель, свой исполинский танец,
Танцуй, Равель! Не унывай, испанец!
Вращай, История, литые жернова,
Будь мельничихой в грозный час прибоя!
О, болеро, священный танец боя!

В. Гафт

"Фуэте"

Е. Максимовой

Всё начиналось с Фуэте,
Когда Земля, начав вращение,
Как девственница в наготе,
Разволновавшись от смущения,
Вдруг раскрутилась в темноте.
Ах, только б не остановиться,
Не раствориться в суете,
Пусть голова моя кружится
С Землею вместе в Фуэте.
Ах, только б не остановиться,
И если это только снится,
Пускай как можно дольше длится
Прекрасный Сон мой - Фуэте!
Всё начиналось с Фуэте!
Жизнь - это Вечное движенье,
Не обращайтесь к Красоте
Остановиться на мгновенье,
Когда она на Высоте.
Остановиться иногда
На то мгновение - опасно,
Она в движении всегда
И потому она прекрасна!
Ах, только б не остановиться...

Тейт Эш

Балтийская хореография

                                            ... в пальцах проснулась живость боярышника
                                                                                                              Иосиф Бродский
заполночь.
мрачный дворцовый голод сполна ощутим снаружи,
даже почтенная лестница хищно тычется в палисад.
люди закончились.
небо упало в лужи несколько дней назад.
так оно и лежит - возле хлама, на битом днище,
всматривается в крыши...

сжав светляка в горсти,
бродит боярышник вдоль парапетов -
ищет,
где ему прирасти.

темень шатается, мостик дрожит, иудит.
чёрную жижу сплёвывает водомёт.
птица, разбухшая от намоканий, будет
спать на плече куста.

иногда мелькнёт
возле балконных осыпей
такой же боярышник (сущность, повадки, тени одной длины).
позвать бы, поговорить,
но мысли похожих особей равно удалены.

светает.
к захвату дороги готовится строй булыжников.
но пока не треснула асфальтовая скорлупа,
в свете фар ветка боярышника вдруг выгнется как Барышников -
помедлит -
и распрямится в диком шипастом па.